Балабина. Я не знаю, о чём мы можем с вами разговаривать; говорить о пустяках – глупо; говорить о литературе, о картинке Бруни – скучно для меня; говорить о том, что делается в душе моей – с вами не могу. Она носит в себе такие чувства, которые, если б я попробовала растолковать вам, приехали бы к вам под формою дыма (да!), т.е. вы нашли бы слова мои совершенно пустыми, потому что эти чувства так тонки, что не могут быть написаны (да!).

Гоголь. О, моя дорогая синьорина, бросайте за окно ваш Петербург, суровый, как альпийский дуб, и приезжайте сюда. Будь я на вашем месте, я бы сейчас удрал. Если бы вы знали, какая здесь чудная зима. Воздух так нежен, нежнее риса по-милански, который вы частенько ели в Риме, а небо, о Боже, как прекрасно небо! (Пауза). Оно ясно, ясно – как глаза… как жаль, что у вас не голубые глаза, чтобы сравнить! но вашу душу оно всё же напоминает…

Балабина. Зачем мне надо писать, зачем не могу я вам сказать всё, что Богу угодно делать для меня? Он для меня творит чудеса! в душе моей существовала любовь, существовала с самых первых лет моей жизни, но я ещё не могла дать её кому-нибудь, дать, как надобно давать её, как дают её один раз! (Пауза). Я не верила в любовь любезного моего Вагнера, а когда на несколько минут мне казалось, что он меня любит, тогда я не знала, как нам не быть всегда разлучены… Я ещё не могу верить в моём неслыханном счастии…

Гоголь. Я люблю очень читать ваши письма. Хотя в них падежи бывают иногда большие либералы и (Пауза.) иногда . не слушаются вашей законной власти, но ваша мысль всегда ясна и иногда так выражена счастливо, что я завидую вам.

Балабина. Мне кажется, что я совершенно забыла писать по-русски. Какой стыд! Я довольно мало пишу по тому же резону, по которому и письма писать не хочу и не могу (Пауза.) Я много читаю…

Гоголь. Вам, верно, не случалось читать сонетов нынешнего римского поэта Белли…Знакомы ли были вы с транстеверянами, т.е. жителями по ту сторону Тибра, которые так горды своим чистым римским происхождением? Они одни считают себя настоящими римлянами. Вам, верно, не случалось читать сонетов нынешнего римского поэта Белли, которые, впрочем, нужно слышать, когда он сам читает. Они писаны на римском наречии, они не напечатаны…

На сцене посетители салона Зинаиды Волконской. Она восседает в кресле. Двое поэтов читают посвящённые ей стихи.

Первый .

Волшебница! Как сладко пела ты

Про дивную страну очарованья,

Про жаркую отчизну красоты!

Как я любил твои воспоминанья,

Как жадно я внимал словам твоим

И как мечтал о крае неизвестном!

Ты упилась сим воздухом чудесным,

И речь твоя так страстно дышит им.

Второй .

Среди рассеянной Москвы,

При толках виста и бостона,

При бальном лепете молвы

Ты любишь игры Аполлона,

Царица муз и красоты…

Первый .

Зачем, зачем так сладко пела ты?

Зачем и я внимал тебе так жадно,

И с уст твоих, певица красоты,

Пил яд мечты и страсти безотрадной?

В зрительном зале появляется Белли, он проходит к сцене с обращёнными к зрителям репликами на итальянском языке: Buon giorno , signori ! Prego , lasciate passarmi . O ! Che bella signorina ! Belissima !

На сцене он раскланивается перед Зинаидой Волконской и читает свой сонет.