Собакевич. Толкуют просвещенье, просвещенье, а это просвещенье – фук! Сказал бы и другое слово, да вот только что за столом неприлично.

Петух. Вы приехали не к нему, а ко мне. Пётр Петрович Петух! Петух Пётр Петрович!

Коробочки. Нет такого помещика.

Манилов. Не правда ли, какой милый человек?

Ноздрёв. Ты большой мошенник, позволь мне это сказать тебе по дружбе! Ежели бы я был твоим начальником, я бы тебя повесил на первом дереве, я тебе говорю это откровенно, не с тем, чтобы тебя обидеть, а просто по-дружески говорю.

Плюшкин. А вить хозяин-то я! Степан Плюшкин.

Ноздрёв. Свинтус ты! Скотовод! Поцелуй меня, душа моя, смерть люблю тебя.

Коробочки. Нет такого помещика.

Манилов. Очень приятный человек!

Собакевич. Мошенник! Я их всех знаю: мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет. Один только и есть порядочный человек: прокурор; да и тот, если правду сказать, свинья.

Петух. Ведь это в последнее время выдумали скуку… Да и не знаю, даже и времени нет для скучанья. Поутру проснёшься – ведь тут сейчас повар, нужно заказывать обед, тут чай, тут приказчик, там на рыбную ловлю, а тут и обед. После обеда не успеешь всхрапнуть – опять повар, нужно заказывать ужин; тут пришёл повар – заказывать нужно на завтра обед… Когда же скучать?

Собакевич. Вам нужно мёртвых душ?

Плюшкин. А не знаете ли вы какого-нибудь вашего приятеля, которому бы понадобились беглые души…

Ноздрёв. Я тебе дам шарманку и все сколько ни есть у меня мёртвые души, а ты мне дай свою бричку и триста рублей придачи.

Манилов. Не будет ли эта негоция не соответствующею гражданским постановлениям и дальнейшим видам России?

Коробочка первая. Лучше ж я маненько повременю.

Коробочка вторая. Может, мёртвые души в хозяйстве-то как-нибудь под случай понадобятся.

Гоголь. Как сильна моя любовь, даже гадости я готов слушать из родины.

Персонажи «Мёртвых душ» – маски исчезают.

Но здесь, в Италии, престол красавицы природы… Тружусь и спешу всеми силами совершить труд мой.

Звуки тарантеллы. Пробегают две-три итальянские карнавальные маски.

Гоголь. Я теперь представляю вам, мои бесценные сестрицы Аннет и Лиза, случай познакомиться и знаю, что вы очень рады будете знакомству с Балабиной Марией Петровной, молоденькой, почти одних лет с вами, такой милой, такой доброй.

Появляется Балабина.

Голос (фонограмма) . Дочь жандармского генерала в отставке, была ученицей Гоголя, затем его приятельницей.

Гоголь. Ditemi un poco, la mia illustrissima signora, che significa questa musica? Молчите, ничего не говорите, ничего не пишете… Можно ли так поступать? Или вы забыли, что обязаны написать мне три письма обширных и длинных, как плащи бернардинцев, три письма, полные клеветы, которая, по-моему, вещь на свете необходимая, три письма, написанные самым мелким почерком вашей собственной рукой.

Балабина. Мне очень приятно получать письма от других – это удаляет мою мысль на несколько минут от собственных моих занятий; но писать самой очень трудно…

Гоголь. Быть может, вы так наслаждаетесь прелестями и красотами вашего нежного климата, что не хотите, чтоб что-нибудь отвлекло вас. Или слишком заняты вашей известнейшей коллекцией мраморов, древних камней и многими, многими вещами, которые ваша милость честно похитила в Риме (ведь после Аттилы и Гензериха никто так не грабил вечный город, как блистательнейшая русская синьора Мария Петровна). Или вы… Но не могу найти больше причин, чтоб извинить вас.