Для кого будет праздник? Французский театр в сентябре 1980 г.

Три дня в Марселе и семь в Париже — срок вполне достаточный, чтобы почувствовать относительность времени и пространства. Время, спрессованное впечатлениями; пространство, протяженность которого растет с каждым перемещением . И то и другое невольно измеряешь спектаклями и встречами. Поэтому все окружающее воспринимается как звучащий фон, как мгновенно меняющаяся живописная декорация, как один большой, перенаселенный персонажами и перегруженный эпи­зодами спектакль.

Только что это был Театр Жимназ, где выступает Новый Нацио­нальный театр Марселя — труппа Марешаля, старинное здание, при­ютившееся на тихой улочке в двух шагах от шумного проспекта, — зна­менитой Каннебьер. И вот уже машина мчит тебя на спектакль Питера Брука, чуть ли не за черту города, к внушительной громаде сооружен­ного по последнему слову архитектурной техники Культурного центра Мерлэн. Казалось бы, совсем недавно в пустом Зале Жемье — малом зале Дворца Шайо — завязался разговор с режиссером Жаном-Луи Мартен-Барбасом о том, чем живут сегодня, какие трудности испыты­вают, к чему стремятся мастера французской сцены. Но ты уже выбился из "графика", да к тому же еще Театр д'Орсэ, где сегодня труппа Барро дает вольтеровского "Задига", находится вовсе не на набережной д'Орсэ, что было бы вполне естественно, а значительно дальше, на на­бережной Анатоля Франса. И вот мчишься вдоль левого берега Сены, мимо ажурной свечи Эйфелевой башни, мимо Эспланады Инвалидов, мимо портика Национальной ассамблеи .

Но, к сожалению, всюду не успеть, всего не увидеть. И тогда на помощь приходят свидетельства прессы, театральные программы, бесе­ды с людьми театра. Все это не только дополняет непосредственные впечатления — а мне удалось посмотреть одиннадцать спектаклей, что не так уж много, но и не так мало, — это позволяет яснее представить себе нынешнюю ситуацию во французском театре, уточнить место, ко­торое занимают в ней увиденные работы, подняться над частными на­блюдениями и, воспользовавшись ими, уловить некоторые тенденции театрального процесса в сегодняшней Франции.

Мартен-Барбас далеко не новичок в искусстве сцены: пятнадцать лет, проведенные в Театре де ля Сите, — это десятки ролей, это спек­такли, в которых он ассистировал Роже Планшону, это памятные для него гастроли в нашей стране. Хотя Мартен-Барбас не работал с Жаном Виларом, он, как и все "аниматеры" его поколения (так французы назы­вают руководителя театрального коллектива), учился у него. И было нечто знаменательное в том, что мы встретились с этим энтузиастом на­родной сцены во Дворце Шайо, с которым навсегда связано имя Вилара.

Мартен-Барбас один из тех художников современного французско­го театра, которые отказываются плыть по течению. Пусть его труппа пока что не имеет своего здания — это коллектив единомышленников. Пусть мизерна финансовая помощь — театр ищет контакт с самой ши­рокой и разнообразной аудиторией. Спектакли-развлечения и спектак­ли — раздумья о жизни, подлинно высокое искусство, доступное всем, — вот заветные цели режиссера. Мой собеседник говорил и о том, как трудно сегодня вести борьбу за театр высокой духовности и демо­кратического звучания, за искусство сцены, утверждающее силу разума, власть поэзии, веру в человека. Бурные события конца 60-х— начала 70-х годов породили волну разочарования. Сомнению подвергаются сегодня бесспорные, казалось бы, духовные ценности и проверенные временем художественные традиции. Театр страдает от отсутствия идеалов и неверия в силу поэзии, теряет ясность мысли и способность волновать. Все чаще смыкаясь с "индустрией развлечений", ограничи­ваясь самоцельными экспериментами, театр рискует утратить самое ценное свое качество — человечность, и вместе с нею — доверие демо­кратического зрителя. Не сторонний наблюдатель, но непосредствен­ный участник живого, на глазах совершающегося театрального процес­са, Мартен-Барбас, мне кажется, точно определил характерные моменты той кризисной ситуации, в которой оказались сегодня многие художни­ки французской сцены.