ИМЕНА
Страница 8

Подобные примеры можно продолжить: сходные решения возни­кают в спектаклях Гончарова на всех уровнях — предметном, пластиче­ском, музыкальном, мизансценическом, живописно-декорационном. Единица, если так можно выразиться, его режиссерской фантазии есть образ. В этом смысле Гончаров выступает наследником Н. П. Охлопко­ва и по праву продолжает его дело на подмостках Театра Маяковского.

Охлопкова отличала органическая неожиданность взгляда, стихий­но-поэтическое мироощущение, неизменно обновлявшие в его искусст­ве устоявшиеся понятия и привычные явления. Могучий темперамент Охлопкова был следствием и выражением восторженного, взволнован­ного отношения к жизни, вне которого невозможно представить себе его личность, его творчество.

Гончаров тоже неожидан как художник. Однако он сам и созна­тельно избирает непривычный угол зрения на произведение и жизнь, в нем отразившуюся; он поражает неожиданностью художественного приема, воспринимает поэзию как одну из ценнейших театральных кра­сок, которой отлично умеет пользоваться. Один из рецензентов давних спектаклей режиссера точно подметил, что Гончарову скорее присуща романтика как признак стиля, как интонация, нежели романтизм как эмоциональное отношение к действительности, определяющее начало искусства. И темперамент Гончарова— это прежде всего выражение творческой энергии режиссера, активности его замыслов и его художе­ственных решений.

Эмоциональный тонус постановок Гончарова почти всегда необы­чайно высок. В них пауза читается как короткая передышка между дву­мя эмоциональными взрывами, вспышками театральных красок; вре­менное ослабление напряжения воспринимается цезурой, разбивающей фразу на две половины, произнесенные в полный голос.

Творческая агрессивность, профессиональная жадность Гончарова влечет его опробовать все средства сценической выразительности, ис­пользовать все зеркало сцены, все пространство подмостков. Не говоря уже о пьесах Найденова и Уильямса, где вертикальное членение деко­рации обусловлено замыслами драматургов, "второй этаж" в виде тер­рас, помостов, игровых площадок, связанных с планшетом сцены раз­нообразными лестничными сходами, возникает и в пьесе Боровика, и в "Марии", и в "Человеке из Ламанчи". Работая с разными художниками, режиссер неизменно и вне зависимости от ремарок, планировки дейст­вия требует от них ярусной конструкции. В "Думе о Британке" Гонча­ров с помощью художника М. Френкеля узлом "завязывает" изогнутые помосты, петлей возносящиеся от авансцены вдаль и ввысь, под самые колосники, давая впечатляющий образ дороги, крутого подъема, кото­рый одолевает охваченная кольцом врагов Британская республика. Да­же в постановке комедии Островского, действие которой максимально приближено режиссером к зрителю, где-то на третьем плане Гончаров обыгрывает лестницу, по которой будет мчаться дебелая Липочка, ис­тошно визжа и высоко подбирая юбки .

Однако Гончарову оказывается тесным видимое глазу зрителя "от­крытое пространство", к которому тяготеют его спектакли; он не оста­навливается перед использованием "внутреннего пространства" оркест­ровой ямы. Его актеры обживают эту нежданную "подземную" площад­ку, как бар в пьесе Уильямса, как лестницу, ведущую на улицу, к парад­ному входу, в драме Найденова и комедии Островского, как неожидан­но открывшийся игровой плацдарм в "Думе о Британке". Порой кажется странным, что режиссер не выплескивает действие своих спектаклей прямо в зал, в проходы партера и ярусов. Впрочем, как кажется, темпе­рамент Гончарова способен ярче всего проявить свою энергию хотя и в "открытом", но все же замкнутом, ограниченном сценой пространстве, когда видны пределы, в которых дано ему бурлить.

Гончарову насущно необходима поддержка музыки. Сравнительно редко он прибегает к ее помощи для создания и передачи сложной ат­мосферы действия, как это происходит в "Трамвае "Желание", где И. Меерович удачно использует звучащее "под сурдинку" фортепиано, счастливо угадав то самое "синее пианино", вступления и самую ме­лодию которого Уильяме всякий раз специально оговаривает в ре­марках и превращает в своеобразный эмоциональный камертон пьесы. Гончаров использует всегда щедро и тщательно разработанное в его постановках музыкальное сопровождение (и в этом смысле обращение режиссера к "Человеку из Ламанчи" было подготовлено целой чередой предшествующих спектаклей) для раскрытия своего ощущения произ­ведения, для недвусмысленной оценки персонажей, событий. В этом отношении особенно показательны музыкальные решения классиче­ских пьес. "Дети Ванюшина" и "Свои люди — сочтемся!" дают простор выдумке постановщика, музыка в этих спектаклях превращается в эф­фективное средство иронической аранжировки быта, впрочем, точно так же, как в "Думе о Британке" насыщенное звучание оркестра помогает Гончарову создать зрелище героического плана. Режиссер точно увязы­вает музыкальную и пластическую партитуры своих спектаклей — му­зыка поддерживает остро преувеличенный, гротескно язвительный пла­стический рисунок образов в пьесах Островского и Найденова, высту­пает в строгом согласии с яркой зрелищностью, живописной картинно­стью мизансцен в "Думе о Британке" и "Человеке из Ламанчи". Надо ли говорить о том, что Гончаров виртуозно использует преимущества трехмерной сценической конструкции в своих спектаклях: на различ­ных уровнях, на помостах и лестницах, у самой рампы и в глубине сценической площадки он строит мизансцены, которые не только эф­фектно организуют движение масс, придают размах и выразитель­ность постановкам, но и определенным образом ориентируют внима­ние зрителей. Стоит отметить по крайней мере две особенности этой эффектности и выразительности.

Страницы: 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13

Смотрите также

Мораль и религия
Актуальность. В настоящее время в российском обществе происходит определённая "переоценка ценностей". Вместо прежней системы ценностей, развиваемой в социалистическом обществе, утв ...

Современность, культура, молодежь
...

Европейская культура эпохи Средневековья
...