Приношу извинения, что привожу некоторые примеры из своей практики, но они ближе, и я могу рассказать об их появлении.

Через детали бытового поведения, ставшие сатирическими, раскрывался смысл в "Откровенном разговоре" Л. Зорина (Московский областной театр драмы).

Заместитель директора научно-исследовательского института Кругляков одержим двумя страстями: он хочет стать директором института и хочет разойтись со своей женой Галиной, так как влюблен в молодую аспирантку этого же института. Но как произвести эту многоходовую операцию, не поднимая излишнего шума: ведь развод может отрицательно повлиять на его карьеру! Галина, его жена, сама решает покинуть мужа, цель его поступков она давно поняла. Она собирает чемодан и объявляет мужу о своем решении. Кругляков делает вид, что не понимает ее, он возмущен: "Как ты можешь бросить меня? Ты же знаешь, что семья для меня святыня, ты не имеешь права покидать меня в такие минуты!" Действие сцены было построено на том, что Кругляков произносил эти слова, подавая Галине пальто, затем открывал входную дверь и выносил ее чемодан на лестничную площадку. Заканчивал он свой драматический монолог, произносимый с максимальной искренностью, на том, что закрывал за ней дверь.

Кругляков счастлив, все обошлось "малой кровью", он не виноват в разводе. Берет бутылку коньяку и рюмку - надо отпраздновать удачу хотя бы с самим собой. Но как раз в этот момент в комнату входит секретарь партийного комитета института, решивший навестить Круг-лякова, жаловавшегося на недомогание. Бутылку прятать поздно, и Кругляков моментально перестраивается: не опуская бутылку, он капает коньяк в рюмку, сосредоточенно отсчитывая пятнадцать капель и, скорбно показав на сердце, с отвращением выпивает лекарственное средство.

Автор, Леонид Генрихович Зорин, наш вариант принял.

Сложное определение образного натурализма для меня получило подтверждение в спектакле А. Ханушкевича, поставившего в Театре Народовы (Варшава) "Преступление и наказание".

Раскольников приходит убивать процентщицу, он останавливается у дверей, далеко от старухи. Она - в противоположном углу. Раскольников с хватающей за душу медленностью очень высоко поднимает топор и также медленно и «тяжело опускает его в пространство. Старуха "рапидом" - замедленной съемкой, падает. Раскольников возвращается домой, моет руки, долго смывает пятна крови с одежды - подробно и достоверно. И кровь "настоящая", и вода. Во всех действиях Расколышкова - страшная холодность, решимость, расчет. Все происходит как в документальном кино. Хороший пример соединения условности и бытовых деталей.

Великие К. С. Станиславский и Вл. И. Немирович-Данченко расходились в путях разрешения противоречия между бытом и условностью. Идея постановки "Одиноких" Гауптмана Станиславским заключалась в том, чтобы в одной и той же декорации для всех актов сохранить незыблемый уклад жизни и в то же время обозначить ход событий и перемену настроения.

Он поставил в комнате четыре стола: большой обеденный, закусочный, ломберный и дамский письменный. В каждом акте он тщательно менял сервировку и предметы на столах, обозначая этим движение событий. Станиславский знал, какие предметы стоят в верхней и нижней частях буфета, сколько там тарелок и приборов, какие соленья и вина. В список бутафории он вносил предметы, необходимые для игры артистов: соусник с майонезом, который разобьется и прольется, "миска с выходящим паром из нее". Он создавал обстановку в духе немецкого мещанства, когда на "видном месте стоят бюсты великих людей и традиционные пивные кружки". "Немировичу-Данченко такая мизансцена не по душе. В реалистическом приеме Станиславского он увидел все тот же натурализм, который не любил ни на сцене, ни в литературе", - так описывается творческий конфликт создателей Художественного театра в книге О. Радищева "Станиславский и Немирович-Данченко. История театральных отношений".