Перестановка оформления сцены самими актерами - исполнителями ролей в данном спектакле, стало спасительным решением для режиссера и постановочной части, перестановки становятся частью сценического действия. И опять же - не всегда. В "Пяти вечерах" в Театре на Малой Бронной, очень хорошем спектакле, после великолепной по драматическому накалу сцены главных героев свет наполовину убирается, и актеры, еще не осушив слезы, уносят стол за кулисы, готовя сцену к следующему эпизоду. Настроение, с таким трудом и так талантливо найденное актерами, снимается напрочь.

Вот когда вспоминаются слова Мейерхольда, приведенные в начале нашего разговора: "чего режиссер не должен делать". Это повторять штампы, появляющиеся прежде всего от незнания материала, жизни, быта, от непонимания образной необходимости. Тогда появляется наивная иллюстративность: "борьба за власть" ("Борис Годунов", "Смерть Иоанна Грозного", шекспировские хроники и т. д.) представлена всегда так: на сцене - трон, на нем - корона. Когда-то для демонстрации "западного разложения" на сцене отплясывали чарльстон, фокстрот, так называемый "Лкхлизм". Позже появились иные танцы, зазвучали иные ритмы, за окном горят огни рекламы, оглушает джаз.

Все новации имеют свою историю: драматург Стриндберг еще в 1888 году предлагал освободиться от антрактов. В 1917 году в оперетте "Сильва" героиня появилась в центре зрительного зала (не самое крупное событие этого года…). К. Марджанов тогда же ввел в свои спектакли знаменитую "цветочную тропу". Наша молодежь, очевидно, считает, что цветочную тропу - ханамити - придумал Охлопков. Ошибка. Уж не говоря о японском театре "Кабуки", где ханамити является обязательной составной частью представления, не вспоминая М. Рейнгардта, который впервые в Европе использовал ханамити. В 1927 году в Театре им. МОСПС режиссер Е. Любимов-Ланской вынес ряд ответственнейших сцен в "Мятеже" Д. Фурманова на эту же самую ханамити, без которой невозможно представить себе творчество Николая Павловича Охлопкова. Белые маски на лицах персонажей, обреченных на смерть, поразившие ленинградцев в "Карьере Артура Уи" (польский режиссер Аскель), впервые появились в 20-х годах (какими же богатыми на сценические находки были 20-е годы!), сперва в романе Ильи Эренбурга "Хулио Хуренито" и оттуда перешли в спектакль

Мейерхольда "Трест Д.Е".

Удивительно, насколько похожи друг на друга некоторые спектакли: театральные костюмы висят на сцене, и актеры на глазах не очень ошеломленной публики переодеваются; один актер играет несколько ролей, перевоплощаясь в разных персонажей опять же на зрителях; рапид - замедленная съемка - в сценах драки и любви. Многие театры захватила волна "расщепления образа" на его составные части. Но если в спектакле в Театре на Таганке несколько актеров в роли Маяковского воплощают разные стороны творчества поэта, разные черты его личности ("Послушайте!"), то "Василий Теркин" в Театре им. Моссовета, где образ бедного Василия был решен в несметном количестве себе подобных, - уже перебор.

Не верю молодым режиссерам, начинающим свою деятельность сразу с авангардистских спектаклей, думаю, что если им пришлось бы ставить не сложный, доступный пониманию спектакль, они растерялись бы: ведь актерам нужно подсказать что, как играть, помочь найти жизнь на сцене. Овладейте основами - тем ремеслом, о котором мы говорили выше, а потом делайте то, что вам подскажет ваша совесть и фантазия художника. Когда для общего обозрения были выставлены полотна Малевича, Кандинского, Филонова и других "нарушителей общественного спокойствия", то многие были поражены: оказывается, Малевич и сотоварищи умели хорошо рисовать! А сколько людей, воспитанных на социалистическом реализме, были уверены в том, что Пикассо не может изобразить обыкновенного человека, легко узнаваемого.