Поистине различны выразительные средства, которыми можно (и нужно) достичь одного и того же результата, одинакового (а то и большего) эмоционального воздействия.

II

Итак, целостное литературное произведение, которое ставит (если он будущий режиссер) или в котором играет (если актер) студент II курса режиссерского факультета, - не пьеса, а рассказ.

Должно быть, не всякий рассказ для этой цели пригоден. Какому же следует отдать предпочтение?

«Драма есть изображение конфликта в виде диалога действующих лиц и ремарок автора», - читаем мы в старой книге В. Воль- кенштейна «Драматургия».

Значит, следует выбрать такой рассказ, где есть спор, борьба, столкновение, - предпосылка драматического конфликта? Все, что можно из косвенной речи переделать в прямую, что не переделывается, - превратить в ремарки, лишнее отбросить. Словом, «инсценировать».

Самым подходящим для этой цели окажется рассказ, в котором побольше диалога, не так ли?

«Как правило, повествовательная авторская речь в этих рассказах сведена до минимума или вовсе отсутствует. Читатель сразу погружается в действие. Чаще всего он оказывается свидетелем какого-нибудь. события, живо взволновавшего каких-то людей». Так характеризуются в предисловии к сборнику произведения известного русского рассказчика Ивана Федоровича Горбунова.

Кажется, то, что нужно. Примемся за рассказ Горбунова. Вот едва ли не лучший из них - «На почтовой станции». После авторского указания: «ночью» - сразу же начинается диалог:

- Ямщики! Эй, ямщики! Тарантас подъехал… чаж.

- Вставай… Чья череда-то? й)Ъ;

- Микиткина… ^ш.н

- Микитка!… Слышь!… Микитка, гладкий черт! Тарантас лщрг

- Сичас!…

Начинаем репетировать! Ночь… Спящие ямщики, свечи. Зажигающиеся и тут же гаснущие (в этюде!) спички. Невнятный, спросонья, диалог. Потом - ночная дорога. Верстовые столбы… Подпрыгивающий на ухабах тарантас… Очень хорошо… Однако с каждой репетицией становится все яснее: трудно, а может быть, и невозможно обнаружить действенный механизм рассказа.

Что такое? В рассказе сплошное движение: просыпаются, едут, падают, но в сцене именно движения-то и не получается! То есть оно есть (еще какое - тарантас движется!), а действие не развивается. Рассказ буксует, и словно бы не вперед, а по кругу движутся Ми-китка с барином. Страшно! Все признаки драмы налицо, а самой драмы нет!

Как не вспомнить тут В. Белинского, утверждавшего, что «драматизм состоит не в одном разговоре» и что если даже «двое спорят о каком-нибудь предмете, тут нет не только драмы, но и драматического элемента»!

Возьмем другой рассказ, по внешним приметам, структуре, казалось бы, весьма напоминающий приведенный выше. «Космос, нервная система и шмат сала» Василия Шукшина.

«Старик Наум Евстигнеич хворал с похмелья. Лежал на печке, стонал.

Раз в месяц - с пенсии - Евстигнеич аккуратно напивался и после этого три дня лежал в лежку».

И в этом рассказе преобладает диалог. Его ведет с несознательным Евстигнеичем его квартирант-восьмиклассник Юрка. „1 «- Не надо было напиваться.,.*ж - Молодой ишо рассуждать про это».